«Письма храним уже 70 лет, из них 40 лет хранила, перечитывала, плакала моя мама, а 30 лет теперь уже храню, перечитываю письма я…»

Результат поиска места гибели и возможного захоронения Василия Максимовича Косачева, направленный его дочери.

Исходя из информации, которая есть в письмах Вашего отца и его командира, с максимально возможной долей вероятности постарался восстановить для Вас его боевой путь и место гибели.

В письме от 30 июня 1941 он указал место своего пребывания и номер почтового ящика. Согласно "Списка номеров почтовых ящиков войсковых частей Западного особого военного округа по состоянию на 10 марта 1941 года в местных почтовых отделениях связи", составленного на основании архивных документов военным историком К.Б. Стрельбицким, п/я 120 был закреплен на Витебском почтамте за 288 отдельным саперным батальоном (288 осб), который входил в состав 21 стрелкового корпуса и относился к гарнизону г. Витебска. Литер 16 обозначал роту или другое подразделение этого батальона, где и служил Ваш отец. Сейчас определить в каком конкретно, не представляется возможным. Но главное, он сразу попал в 288 осб, а значит судьба батальона – это и его судьба.

Дело еще в том, что довоенные почтовые ящики были прикреплены к гражданским почтовым отделениям, а при включении войсковых частей в состав Действующей Армии переписка шла через органы полевой почтовой связи РККА - полевые почтовые станции (ППС) бригад, дивизий, корпусов, армий, фронтов.

На начало войны 288 батальон находился на строительстве оборонительных рубежей в р-не Белостока (сейчас Польша). Практически весь он погиб или попал в плен в первые дни войны. Но его место постоянной дислокации (казармы, штаб, склады) находились в Витебске. Поэтому Ваш отец писал, что до части, куда его направили, ехать далеко. Ехать уже некуда было. Батальон формировался заново. Я смотрел документы по освобожденным из плена в конце войны. В июне из 288 осб попадали в плен и под Белостоком, и под Барановичами, и под Минском. Это те, кто были в нем на начало войны. И подчинялся он тогда 21 стрелковому корпусу, а с 1 июля заново сформированный батальон был включен в состав 20 армии, готовящейся к обороне Витебска.

Когда Ваш отец писал письмо, 288 осб еще не был в Действующей Армии и находился по месту довоенной дислокации. Когда же фронт стал приближаться к Витебску, 288 осб был передан в подчинение 153 стрелковой дивизии (153 сд) и направлен для строительства района обороны на подступах к городу.

Возможно поэтому письма Вашей мамы не доходили до адресата, т.к. они приходили на гражданскую почту в Витебск. А дивизия уже с 2 июля готовила оборону и с 4 июля вела боевые действия в районе юго-западнее Витебска. Значит уже через 2 дня после написания письма Ваш отец убыл из города.

Дальнейшие действия батальона связаны с теми боевыми действиями, которые вела дивизия. Она входила в состав 20 армии. Кстати, в дальнейшем письма на батальон приходили уже на ППС 515, это штаб армии.

Я прилагаю копии реальных боевых документов 153-й стрелковой дивизии, по которым можно определить где и когда был со своим батальоном Ваш отец, т.к. 288 осб в них упоминается. Эти документы были опубликованы в 32 выпуске "Сборника боевых документов Великой Отечественной войны" (Военное издательство Министерства обороны СССР, Москва, 1957).

На карте я отметил населенные пункты, которые упоминаются в связи с действиями 288 осб и дивизии в целом. Многих из них сейчас на карте нет, они просто уже не существуют. Красными значками обозначены места, где батальон участвовал в строительстве оборонительного рубежа, а впоследствии воевал. Синими – путь отхода дивизии к Смоленску и переправам через Днепр.

С 11 июля дивизия воевала в полном окружении, но с занимаемых позиций не отошла. Красными значками на карте обозначен и этот период. Впоследствии дивизия организованно пробивалась к своим и в ночь с 18 на 19-е июля с тяжелейшими боями из окружения вышла.

Чтобы подробнее узнать о боях почитайте боевые приказы и оперативные сводки дивизии. Они не требуют комментариев. В других доступных источниках об этом окружении практически ничего нет. Так что Вашему отцу пришлось хлебнуть горя и в окружении, о чем он и пишет. Но были грамотные командиры и дивизия не развалилась, иначе большая ее часть оказалась бы в плену.

В журнале «Урал» №5 (2005г.) напечатан очерк о 153 дивизии и там есть интересная информация о ее командире.

«Почти две недели, в болотах, без сна и отдыха, ожесточенно отбиваясь от ударов мотопехоты и танков противника, дивизия вырывалась из вражеского кольца. Все попытки фашистов разделить дивизию на части и уничтожить успеха не имели. Не сработали и сброшенные листовки: "Командир вашей дивизии Н.А. Гаген - немец. Он специально завел вас в болота, чтобы уничтожить”. Среди бойцов возникло недоверие, поползли слухи об измене. Тогда срочно созвали партийное собрание. Выступил полковник Н. Гаген. "Да, происхождение мое действительно немецкое, - сказал комдив. - Но дед мой и отец родились в России. Это и моя родина. Воевал в Гражданскую, защищая советскую страну. Готов, если понадобится, отдать жизнь за нашу победу. Но главное не в этом, цель наша в том, чтобы сломить врага, вырваться из окружения”. Собрание единогласно выразило доверие командиру. И об этом решении узнал каждый боец. Разговоры об измене прекратились.

Воины-уральцы держались стойко и, прорвавшись сквозь многочисленные вражеские заслоны, соединились с главными силами Западного фронта. В тяжелейших условиях, с боями, дивизия прошла более двухсот километров, сохранив всю технику и вооружение.

Уставшие, измотанные бойцы мечтали об отдыхе. Но не пришлось. Сразу — участие в знаменитом Смоленском сражении, в Ельнинской операции.

По рекомендации Жукова четырем лучшим соединениям Вооруженных Сил приказом народного комиссара обороны СССР от 18 сентября 1941 года было присвоено звание гвардейских. За боевые подвиги, организованность, примерный порядок и дисциплину, проявленные в первые месяцы Отечественной войны. Среди отличившихся и наша 153-я стрелковая дивизия. Она стала 3-й гвардейской».

Ваш отец тоже внес свою лепту в то, что дивизия стала гвардейской.

О дальнейшем боевом пути дивизии, а значит и Вашего отца написано в прилагаемых копиях документов. Но вот на переправах стоит остановиться подробнее, т.к. именно в эти дни Ваш отец погиб.

У меня есть сомнения в достоверности того, что бои за Пнево начались 26 июля, как написал командир взвода Вашего отца. Сопоставляя разные источники информации, подтверждения этому я не нашел.

Судите сами. В  Докладе Военного совета 20-й армии Военному совету Западного направления о положении войск армии и решении на овладение гор. Смоленск (30 июля 1941 г.) указывается:

«2. …Участке Лаврово, Рязаново на стыке 1 мсд и 233 сд противник силою до дивизии (предположительно 15 баварская) прорвал фронт и развивал наступление на Стар. Корявино. Контратаками частей 1 мсд, 233 и 144 сд удалось задержать развитие прорыва, но части перемешались и закреплялись рубеже Смугулино, Перфилово.

153 сд под воздействием 5-6 отдельных отрядов, обтекавших фланги ее подразделений, также медленно отходила и к исходу дня заняла рубеж Перфилово, Букова.

в) 153 и 73 сд с усилением развернуть на узком фронте Букова, Суходол и ударом в направлении Корохоткино, Королевка овладеть с.-з. частью Смоленска.»

Это документ о сложившейся обстановке, принятых решениях и планируемых действиях. Взятие Смоленска не состоялось.

Уже с 29 июля дивизия начала организованный отход с занимаемых рубежей.

Т.е. до 30 июля 153 дивизия вела бои северо-восточнее  Смоленска. Д. Пнево находится в 70 км. от этих мест, а значит никаких подчиненных 153 сд частей там не могло быть.

Вернемся к документам, хранящимся в архивах. В Боевом пути дивизии так отражен этот период:

«В течение 25 и 26.7.41 г. части дивизии отошли из района Мирское, Тишино и вели оборонительные бои в районе Бочары, Ниж. Дубровка с частями противника, наступающими с севера, северо-запада и юга.

В ночь на 27.7.41 г. части дивизии, под прикрытием боя арьергардов, отошли и заняли оборону в районе Рязаново, Заборье, свх. Жуково. На этом рубеже в течение двух дней 27 и 28.7.41 г. дивизия вела тяжелые бои с крупными силами пехоты и танков противника, атакующими части [дивизии] с севера и юго- запада. В ночь на 29.7.41 г. части дивизии организованно отошли с занимаемого рубежа и под прикрытием арьергардных отрядов начали отход в направлении Ратчино.

29.7.41 г. дивизией из района Лапушки была сделана попытка контратаковать противника в направлении Смоленск. Значительного успеха эта попытка не имела.

Арьергардные отряды: 3-й батальон 435-го стрелкового полка, 2-й батальон 505-го стрелкового полка и 1-й батальон 666-го стрелкового полка, прикрывая отход главных сил дивизии, вели исключительно тяжелые бои с превосходящими силами противника. Особенно ожесточенные бои разгорелись в районах:

Кореллы, Суходол (29-30.7.41 г.) и в районе ст. Кардымово (31.7.41 г.)».

Кардымово, это уже порядка 30 км. от Пнево. И вот 31 июля 288 осб вполне мог быть там.  

Каждый солдат в дивизии был на счету, тем более опытный. Бойцы 288 осб, прошедшие с 153 сд бои за Витебск, вышедшие из окружения, бившиеся за Смоленск за срок меньший, чем 1 месяц стали опытными воинами. Именно на таких делалась ставка в боях. Конечно, решением командующего армией они могли быть отправлены к Днепру для наведения переправ, но на переправах воевали части других армий, а значит это маловероятно. Поэтому, согласитесь, никак батальон не мог быть у д. Пнево на 4 дня раньше, чем сама дивизия.

В книге Владимира Мартова «БЕЛОРУССКИЕ ХРОНИКИ, 1941 ГОД» со ссылкой на архивные документы также затрагивается этот вопрос -  бои у Пнево.

«26 июля. Захват Соловьевской переправы.

Немецкие войска в свою очередь также начали новое наступление в районе Смоленска.

Немецкий 5-й армейский корпус силой двух дивизий (5-й и 35-й) атаковал советские войска в районе Смоленска с севера.

Высвободившаяся 20-я мотодивизия 39-го мотокорпуса нанесла удар с севера из района Ярцево, оттеснила отряд полковника А. И. Лизюкова и заняла Соловьево, где находилась переправа через Днепр - связующая нить 16-й и 20-й армий с основными силами Западного фронта. В архиве имеется срочное донесение начальника группы тылов 5-го мехкорпуса на 10.55 27 июля:

"В 4.00 27.7 разведкой обнаружено до 30 танков противника в районе Пнево. В 4.30 27.7 противник открыл ружейно-пулеметный и минометный огонь из района Соловьево по переправе, под сильным огнем противника батальоны 16 полка 109 мд вынуждены были оставить западный берег р. Днепр и перейти на восточный. На западном берегу наших войск нет. Противник начинает на нем полностью осваиваться, в районе Соловьево ведет окопные работы и одной танкеткой ведет разведку переправ. В районе Соловьево до 20 танкеток, мотоциклы и танки. 16 полк тылов 5 мк под командой майора Сахно ведет оборону всеми имеющимися средствами (винтовок - 250, 1 орудие, 7 танков от 13 и 17 дивизий) в районе переправ. Разведка выслана в направление Соловьево и Заборье - сведений еще нет.

Вывод: противник захватил западный берег р. Днепр, чем прервал основную ось питания фронта, в дальнейшем стремясь переправиться на восточный и совершенно нарушить коммуникацию войск. Наши силы для удержания рубежа обороны недостаточны. Прошу подкрепления. Тылы частей, находящиеся на восточном берегу Днепра, стоят под угрозой уничтожения воздушным и наземным противником"».

Как видите, 27 июля у д. Пнево были немецкие танки, но бой велся уже за Соловьеву переправу и немцы ее взяли, а наши части, которые вели эти бои отошли на восточный берег Днепра. Фактически это момент, когда немцы замкнули основание смоленского мешка и он стал котлом. До 1 августа прорыв этого котла осуществляли войска, находившиеся с его внешней стороны, а с 31.07 – 1.08 уже выходившие из него.

И снова обратимся к архивному описанию боевого пути дивизии.

«1 августа 1941 г. в районе соловьевской переправы (Соловьево) дивизия частью сил вышла к западному берегу р. Днепр, а основными силами – в район переправы у Ратчино. Обе переправы были заняты противником. Попытка овладеть соловьевской переправой успеха не имела. Части дивизии 1.8.41 г. в районе Ратчино после короткого боя разгромили части противника, оборонявшие переправу, и полностью овладели ею.

С 1 по 3.8.41 г. дивизия со всей материальной частью и тылами форсировала р. Днепр в районе Заборье и вышла на восточный берег реки, одновременно частью сил вела бои с противником и удерживала плацдарм на западном берегу в районе переправы…»

Как видим, бои за переправы велись частями дивизии 1 августа, но я допускаю, что в районе Пнево бои с немцами могли вести и части, вышедшие к переправам 31 июля. Дивизия не выходит одной линией. Авангард дивизии, в т.ч. и 288 осб могли начать прорыв и 31.07. Тем более, что это саперный батальон, а речь шла о переправах, которые саперы и должны возводить и восстанавливать. Вот в этом бою скорее всего и мог участвовать Ваш отец.

Теперь о месте гибели. Никаких сведений о погибших бойцах 288 осб за этот период в доступной для меня части архивов не найдено. Мы можем только что-то предполагать, но все-таки с достаточной долей вероятности.

В письме командира Вашего отца написано, что он погиб после того, как «человек 10 перешли на вторую сторону Днепра» и когда «стали выкручивать портянки» Значит реку они перешли именно по переправе. Если бы вплавь, то сушили бы все. Значит речь идет о Ратчинской переправе. Погибнуть Ваш отец мог как от налета авиации, так и от пуль прорывавшихся к переправе на противоположном берегу немцев. Они предпринимали такие попытки и бомбежки постоянно.

Что происходило на переправах описано в книге И.Ф. Стаднюка «Москва, 41-й».

«В первых числах августа ослабленные части 16-й и 20-й армий по приказу Главнокомандующего Западным направлением начали отходить от Смоленска, прикрывшись сильными арьергардными группами. На главном направлении, где немцы пытались смять отходящие войска, неусыпно действовали разведчики 152-й стрелковой дивизии во главе со старшим лейтенантом Лопуховым Евгением Семеновичем, а вражеским танкам преграждал путь артиллерийский противотанковый дивизион под командованием политрука Машункина Василия Михайловича. На флангах держали оборону смешанные подразделения, замыкая коридор отхода.

В ночное и дневное время по старой Смоленской дороге непрерывным потоком двигались в направлении Днепра колонны пехоты, артиллерии, грузовиков, санитарных машин и повозок. Дорога упиралась в Днепр у деревни Соловьево, раскинувшей свои семьдесят пять дворов на возвышенном правом берегу, недалеко от того места, где в Днепр вливались речки Устром, Ласьмена, а ниже по течению — Воль. И теперь еще одна, живая, река текла к древнему Днепру, разливаясь по всей ниспадающей к руслу прибрежной пойме и по близлежащим лесам.

Через Днепр саперы под командованием армейского инженера полковника Ясинского навели переправу — поставили и заякорили посреди реки два металлических понтона, а справа и слева состыковали надувные лодки, поверх которых закрепили деревянные лаги. Между берегами протянули стальные тросы, а рядом тоже на тросах — два штурмовых мостика для пехоты. Однако напор людей, машин, повозок был куда более мощным, чем могла пропустить по своей зыбкой тверди переправа. А пушкам вообще не было сюда ходу: грузоподъемность понтонов не соответствовала их весу. Поэтому ниже по течению Днепра, у деревни Ратчино, инженерными подразделениями 20-й армии наводилась более мощная, вместо разбомбленной, переправа, в то время как в лесных и тальниковых глубинах восточного берега со вчерашнего дня стрекотали пулеметы и автоматы, гулко ухали танковые пушки, иногда доносилось многоголосое «ура!». Там поредевшие подразделения 5-го механизированного корпуса 20-й армии дрались с немцами, прорвавшимися через Днепр наперерез отступающим советским войскам. Хорошо, что танкистам и пехоте 5-го корпуса удалось вовремя выйти на левый берег, используя паромную переправу и брод у Гатчина. Теперь они продолжали успешно теснить врага за речку Орлею.

Соловьевская и Ратчинская переправы лета 1941 года... Это были страшные скопища людей и техники. Страшные тем, что являли в своей совокупности гигантские мишени, по которым непрерывно вели огонь артиллерия и минометы врага, а с неба пикировали десятками, бомбардировщики, прорываясь [51] сквозь огонь зенитчиков. Изредка появлялись советские истребители, и тогда на земле начиналось ликование...

Не столь большая ширь Днепра ниже переправ была густо покрыта странного вида кочками. Это, закрепив на головах сложенное обмундирование, а за спиной — карабины, перебирались на левый берег умевшие плавать.

А у въездов на понтонные мосты творилось невообразимое. Каждый стремился оказаться быстрее на противоположном берегу, у темнеющего впереди леса, подальше от обстрела и бомбежек. Поэтому командованию пришлось поставить плотное оцепление из взводов комендантских рот. На Ратчинской переправе наводил жесткий порядок бригадный комиссар Сорокин Константин Леонтьевич, на Соловьевской — полковник Лизюков Александр Ильич. Первыми пропускали машины и повозки с ранеными. Бойцов — только с оружием; безоружных возвращали назад — искать оружие.

Саперные подразделения совершали воистину беспримерный подвиг. Бомбы и снаряды, взметывая в небо фонтаны воды, часто попадали в цель, губи людей, технику и разрушая наплавные мосты. Ниже по течению, здесь же, в Соловьеве, начали строить еще две переправы — свайные. Тракторами волокли на тросах из недалекого леса спиленные деревья, танками рушили по просьбе жителей их деревянные дома, сараи, тащили бревна к переправам, крепили, вязали, схватывали крепежными железными скобами, тяжелыми кувалдами вбивали в дно Днепра сваи, клали поперечины, а на них — продольные лаги. Берег кипел от многолюдья, деловой суеты, далеко окрест слышался гул тысяч голосов, вопли раненых и тонущих, команды, матерщина. Все это часто заглушалось пальбой зенитных пушек и пулеметов, залповым огнем по немецким самолетам, а также недалекой стрельбой за буграми, где сводный отряд полковника Лизюкова сдерживал рвавшихся к переправе немцев.

Да, это были самые тяжкие часы и дни августа 1941 года для тех, кто оказался в этой мясорубке. И все-таки судьба будто сжалилась над терпевшими смертные бедствия советскими войсками: каждые сутки, с шести-семи часов вечера и часов до десяти утра над Днепром, его поймой, над всей бугристой местностью вокруг начинал клубиться густой белый туман, делая менее уязвимыми переправы и оберегая саперов от ударов с воздуха.

И текла, текла несколькими ручьями живая река от Днепра на восток, в сторону деревень Часовни, Дубки...»

Так выглядело скопление машин и людей на Соловьевской переправе с немецкого самолета. То же было и на Ратчинской переправе.

Точное место гибели Вашего отца конечно установить уже невозможно. Оно было указано в письме, но какой-то рьяный цензор его вымарал. Хотя именно для указания места захоронения такие письма и писались, если погибших хоронили не похоронные команды, а их товарищи прямо на месте гибели. К донесениях о безвозвратных потерях в этих случаях должны были прикладывать схемы захоронения. Хотя делали это не всегда. Тем более в начале войны. Может быть где-то в архивах эти документы есть и по Вашему отцу, но видимо пока они недоступны.

Ну а в письмах зачастую что-то дописывали от себя, чтобы подчеркнуть, что погиб солдат не просто так, а пройдя тяжелый бой. Это вполне естественно. Они хотели сделать для родных солдата его смерть яркой, героической, даже если не были ее свидетелем. Мы даже не знаем, скольким женам и матерям пришлось писать такие письма командиру после переправы. Поэтому неточности вполне возможны и объяснимы.

Таким образом мы можем говорить, что погиб он в районе Ратчинской переправы. Вот этот район.

Поисковые отряды постоянно ведут раскопки в этом районе. К сожалению даже найденные останки солдат остаются безымянными. Из предубеждения многие не носили смертные медальоны.

Захоронение найденных поисковиками павших воинов на Соловьевской переправе

На одном из сайтов работавшие там поисковики писали:

«Как бы не прискорбно было говорить, но документов по Ратчинской переправе очень мало. Надо понимать, что понятие "братская могила" не говорит о том, что это обозначенное место, что там стоит памятник. Братских могил в тех местах много. Обозначенных - мало. Опять же Ратчино - это только направление. Посмотрите карту по 41 году. Там деревня на деревне. Расстояния между ними нет по карте. Пишут погиб около Ратчино, фактически может быть на 5 - 10 км в любую сторону. Сейчас в Ратчино остался 1 жилой дом (дачники). В Бережке (Головино) - 1 человек живёт».

Сейчас на месте Ратчинской переправы стоит небольшой памятник, но безымянный.

Остатки 153-й дивизии вывел ее командир полковник Н.А. Гаген,

К исходу 4 августа в дивизии насчитывалось 750 человек из нескольких тысяч (штат стрелковой дивизии доходил до 15-18 тыс. человек).

Сколько осталось от 288 осб, неизвестно.

В ходе боев под Смоленском Западный фронт понес серьезные потери. К началу августа в его дивизиях оставалось не более чем по 1–2 тыс. человек. По данным противника, только в июле в плен было захвачено 184 тыс. красноармейцев. Погибли около 100 тысяч.

По информации с тех же форумов поисковых движений сейчас в Кардымовском районе всего 4 захоронения. В них погребено 3952 человека, известных - 684, неизвестных - 3268.

Это официальная статистика с учетом погибших и в 1943 году. Это при том, что на маршрутах отступления и переправах пропадали целые дивизии и корпуса. А захоронено всего 3952 человека, повторяю, с учетом погибших  в 43-м году!

В 1954 - 1957 годах в ходе укрупнения захоронений останки солдат из 77 деревень были перенесены в Елагино (недалеко от Соловьево). Сколько при этом было утеряно даже известных фамилий уже не скажет никто. Да и самих этих деревень уже нет.

В Елагино известных имен погибших в 41-м около 130, из Ратчино - всего 27.

Копия паспорта захоронения в Елагино. Количество неизвестных 1616.

К сожалению Вашего отца в списке этого захоронения нет.

Насколько это удалось выяснить нам? Думаю, с достаточно высокой степенью вероятности.

Это восточный берег Днепра у д. Заборье Кардымовского района Смоленской области.