ЦВЕТКОВ ИЗ РАМЕНСКОГО. БРУНСБЮТТЕЛЬ - Мои статьи - Статьи по поиску участников ВОВ

Меню сайта

Категории раздела

Мои статьи [350]

Пропавшие [0]

Статьи о пропавших безвести

Лагеря [0]

информация о концлагерях

Воинские части [0]

Воинские части воевавшие во время ВОВ

Наш опрос

Статистика

Онлайн всего: 1

Гостей: 1

Пользователей: 0

Форма входа

Главная » Статьи » Мои статьи

ЦВЕТКОВ ИЗ РАМЕНСКОГО. БРУНСБЮТТЕЛЬ

РамСпас поиск. Возвращение

ЦВЕТКОВ ИЗ РАМЕНСКОГО. БРУНСБЮТТЕЛЬ

Из Книги памяти Московской обл., т.22-II:

Те, кто ищет своих пропавших без вести родных, конечно же, хотят установить именно их судьбу и их действительное место захоронения. К сожалению, в сведениях Книги памяти есть две основные ошибки – место службы и место захоронения. Зная, где солдат служил, дату пленения и место пленения, можно узнать, где он воевал, в каких операциях участвовал, при каких обстоятельствах попал в плен. Это важно, ведь судьбы солдат неразрывно связаны с судьбами их полков и дивизий.

Если же говорить о смерти в плену и месте захоронения, то здесь имеет значение любой штамп, любая запись, даже сделанная как пометка где-то на полях найденных документов. Основной документ военнопленного – это его персональная карта, в которой записывались и его персональные данные, и все перемещения в плену.

Такая карта на Ивана Цветкова есть. Она же, кстати, позволяет утверждать, что в Книге памяти и карте пленного один человек. Кроме совпадения ФИО в карте пленного есть дата его рождения - 20.03.1901, в Книге памяти – 1901. Место рождения в Книге памяти – с.Малахово, в карте пленного – Московская обл., но указан адрес жены, Веры Ивановны: г.Раменское, пос. Красный Октябрь, д.35, кв.3. Этот же адрес указала Цветкова Вера Ивановна, которая после войны искала пропавшего без вести мужа, Цветкова Ивана Никифоровича, родившегося в Малахово. В анкете на розыск есть и дата призыва, 29 августа 1941, как и в Книге памяти.

Почему это важно? Нужно быть уверенным, что в Книге памяти ошибка, а не сведения о полном тезке с другой судьбой.

Персональная карта пленного Цветкова была заведена в stalag ХВ Sandbostel в 43 км северо-восточнее Бремена. Следует заметить, что шталаг (stalag) – это не концлагерь, а по определению стационарный лагерь военнопленных солдат и сержантов, т.е. место содержания военнопленных для их направления в рабочие команды, лечения и перемещения в другие лагеря.

Судя по записям о насильственной вакцинации (8.11.41), в лагерь он прибыл в первых числах ноября 41-го. Как следует из указанных им самим сведений, служил Цветков в 52-м стрелковом полку 18-й стрелковой дивизии, в плен попал под Вязьмой 9.10.1941. Был ли при этом ранен или болен, отметок нет. Гражданская специальность повар, но в полку он был пулеметчиком, так указала жена при заполнении анкеты. Умер 12 января 1942г.

18-я стрелковая дивизия была преобразована из 18-й дивизии народного ополчения Ленинградского района Москвы, но Цветков не был ополченцем, т.к. только ополченцами дивизия была укомплектована еще в июле 41-го, а в дальнейшем доукомплектовывалась бойцами, призванными по мобилизации.

С 6 августа в составе 32-й армии дивизия готовила оборонительные рубежи в районе Вязьмы. Рытье окопов и строительство блиндажей сочетали с боевой учебой.

30 сентября 18-я дивизия народного ополчения была зачислена в состав кадровых войск и стала 18- стрелковой. Ее полки получили новую нумерацию: 1306-й, 1308-й, 1310-й стрелковые полки, 978-й артиллерийский полк, были переименованы и другие отдельные части и подразделения. Всего в дивизии насчитывалось 10668 чел, а на вооружении было 164 грузовых машин, 2429 лошадей, 6345 карабинов, 1366 винтовок, 293 ручных и станковых пулемета, 50 орудий разного калибра, из них 14 зенитных, 100 минометов. Это к утверждению некоторых псевдоисториков о том, что ополченцы были безоружным пушечным мясом. К началу боев под Вязьмой они были регулярными дивизиями, а их укомплектованности, пусть даже иногда недостаточной, могли только позавидовать командиры уже участвующих в боях дивизий.

О нумерации полков еще ополченческой дивизии сведения разнятся. В одних источниках ее полки имели нумерацию 1-й, 2-й и 3-й, в других – 52-й, 53-й и 54-й. Но в архивах, все-таки чаще встречается «пп 927, 52-й стрелковый полк», а полевая почтовая станция 927 была закреплена за 18-й дивизией. Был 52-й стрелковый полк и в 71-й стрелковой дивизии, но она воевала с финнами на Карельском перешейке. Бойцы 18-й дивизии видимо не успевали запомнить новые номера полков, а может и узнать не успели, и, попав в плен, называли старые, ополченческие.

30 сентября дивизии было приказано передислоцироваться в верховье Днепра со станциями разгрузки Новодугино, Сычевка. Разгружалась дивизия уже с началом наступления немцев. Она должна была занять рубеж обороны по Днепру восточнее Холм-Жировский в районе деревень Волочек, Каменец, Обледы, но не успела. В 21.00 3 октября штаб Резервного фронта сообщил в Ставку, что два полка 18-й дивизии уже вышли на большак в полутора километрах от Днепра, а артполк разгружается в Сычевке.

Еще на марше дивизия была атакована прорвавшимися немцами и понесла большие потери. Ее 1310-й полк после танкового удара в беспорядке отступил в сторону Вязьмы, остальные части – в сторону Гжатска. Именно туда шел и Цветков, т.к. 1310-й, это бывший 54-й полк, а он служил в 52-м. Немцы шли по основным магистралям, а отступающие наши войска – параллельно по бездорожью.

Что происходило с дивизией дальше, в книге В.Кардашова «Рокоссовский» из серии ЖЗЛ.

«Вечером 6 октября штаб армии двинулся в Туманово, расположенное в 8—10 километрах от автострады между Вязьмой и Гжатском.

…Ночью и с утра 7 октября непрерывно работали несколько групп разведчиков. К середине дня стало окончательно ясно, что внутреннее кольцо окружения сомкнулось под Вязьмой. На автостраде хозяйничали гитлеровцы. Более того, разведчики принесли сведения, что немецко-фашистские танки продвинулись далеко по направлению к Гжатску и, очевидно, заняли его»

Рокоссовский принял решение прорываться на северо-восток, разбившись на три колонны.

«…Слово «окружение», столь известное всем в 1941 году и столь часто вызывавшее панику и неразбериху в частях и подразделениях, не имевших твердой командирской руки, не могло оказать своего губительного влияния там, где руководил Рокоссовский.

…В эту ночь шагать пришлось почти без перерыва. Вскоре после привала произошло радостное событие: разведчики обнаружили колонну советских войск, двигавшихся в том же направлении. Это были части 18-й стрелковой дивизии, состоявшей из ополченцев города Москвы. Короткий разговор, приказ – и ополченцы движутся вместе со штабом 16-й армии. Теперь Рокоссовский располагал достаточно серьезной силой, для того чтобы прорваться в любом направлении…»

Нашедший штаб Рокоссовского летчик У-2 сообщил, что Гжатск в наших руках. До него оставалось около 10 км и отступавшие двинулись туда. В арьергарде шли два танка, броневик и эскадрон НКВД, 18-я дивизия шла во втором эшелоне.

…Уже неподалеку от моста через Гжать следовавший первым танк БТ-7 взорвался на мине, и вслед за тем передовое охранение подверглось обстрелу из пушек и крупнокалиберных пулеметов… Стало ясным, что сведения летчика были ложными – Гжатск уже находился в руках противника… Поэтому командарм принимает единственно правильное решение: подкрепив частью сил 18-й дивизии передовой отряд, ведший огневой бой с противником на западном берегу Гжати, он с остальными частями и колонной автомашин начинает движение к северу, куда предусмотрительно были посланы кавалеристы-разведчики.

…Пока временные заслоны вели бой, основная масса группы, двигаясь перекатами, сумела оторваться от врага. Вновь последовал марш по лесной дороге. Здесь то и дело стали попадаться отдельные отряды советских бойцов и командиров, большие и маленькие, Рокоссовский немедленно присоединял их к своим войскам. Все выходящие из окружения утверждали, что внутреннее его кольцо можно прорвать, лишь минуя основные магистрали, которые противник оседлал прочно. Следовало предполагать, что внешнее кольцо окружения тоже удастся преодолеть, оно не могло еще стать прочным.

Так и случилось. Группа Рокоссовского, опрокидывая на пути мелкие вражеские отряды, в течение 8 октября обошла Гжатск с севера и в ночь на 9 октября, найдя подходящее место, с боем форсировала Гжать и благополучно переправилась на ее восточный берег.

В эту ночь прорыва и попал в плен Иван Цветков. Рокоссовский при отходе требовал раненых не бросать, убитых хоронить, но прорыв – совершенно другая ситуация. По воспоминаниям участников таких ночных прорывов, мысли были: «только вперед!», ведь немцы всеми силами старались перекрыть образовавшуюся брешь. В основном раненые оставались на поле боя, отбившиеся и отставшие оставались на немецкой территории и либо погибали, либо попадали в плен. Такова правда войны. Любая задержка – угроза гибели или плена.

После пленения Цветков еще месяц содержался где-то в пересыльных лагерях, пока не был доставлен в Германию. 1 декабря 41-го из шталага ХВ он был направлен в рабочую команду Эльперсбюттель (Elpersbüttel) и одновременно переведен в шталаг ХА Шле́звиг (Schleswig), просто туда передали его документы. Видимо, по факту перевода составители Книги памяти и посчитали его похороненным в Шлезвиге, без учета записи «verstorben in Elpersbüttel» - скончался в Эльперсбюттеле.

Сейчас Эльперсбюттель - коммуна в земле Шлезвиг-Гольштейн, Германия, разделенная на 6 сельских округов с населением около 900 чел. Возможно, Цветков использовался на сельхозпредприятиях, а может, строил или ремонтировал дороги. Сведений о характере этой рабочей команды нет, но пребывание в плену без медицинской помощи, нормального питания, постоянных переохлаждений привело к ослаблению организма, болезни и смерти. Умерших в рабочих командах хоронили на отдельных участках сельских или городских кладбищ, там был похоронен и Цветков.

В Германии огромную помощь в установлении фактических мест захоронений оказывает Тамара Мюллер. По ее сведениям после войны захоронение из Эльперсбюттеля было перенесено на 20 км юго-восточнее, в Брунсбюттель (Brunsbüttel, Wurtleutetweute 35e).