РамСпас поиск. Возвращение.

ИВАН МАСЛОВ. НАГРАЖДЕН ПОСМЕРТНО

Старший лейтенант Маслов Иван Семенович, 1914 г.р., зам. командира минометной роты по политчасти 299 стрелкового полка 225 стрелковой дивизии 52 Армии Волховского фронта. Погиб 20.03.43. В донесении о безвозвратных потерях указано, что до войны он жил в Раменском районе, Вятновский с/с, возможно это Вялковский с/с. Дома его ждала жена, Маслова Мария Михайловна.

В Книге памяти Московской области (т.22-I) сведения о нем есть, но за тот бой, в котором Маслов погиб, он был награжден орденом Красного Знамени. Не знаю, были ли родственники извещены об этом. А это очень почетная награда. Орден был учреждён для награждения за особую храбрость, самоотверженность и мужество. Вплоть до учреждения ордена Ленина в 1930 году орден Красного Знамени оставался высшим орденом Советского Союза.

Вот текст представления: «Тов. Маслов И.С. в бою за социалистическую Родину против германского фашизма показал себя смелым и решительным командиром. 20 марта 1943 года в бою за овладение гор. Новгорода на деле показал свою преданность. Идя впереди бойцов он личным примером увлекал подчиненных на подвиги. Непосредственно находясь в минрасчетах воодушевлял их. Когда вражеский пулеметчик сковал действия минометчиков и стрелковых подразделений тов. Маслов лично выдвинулся со снайперской винтовкой вперед и уничтожил пулеметный расчет противника, тем самым обеспечил продвижение стрелковых подразделений и минометных расчетов. В этом бою тов. Маслов погиб смертью храбрых.

За проявленные мужество и геройство в борьбе против немецких оккупантов достоин правительственной награды орд. «Красное Знамя».

Бои за Новгород 1943 г. В исторических документах это была «наступательная операция с целью освобождения Новгорода и отвлечения фашистских войск от Ленинграда». Участники тех боев называют ее более жестко. Я не историк и не даю каких-либо оценок. Пусть говорят те, кто сидел с Масловым в одном окопе и штурмовал одни рубежи. Думаю, что именно это важно для тех, кто хочет знать как погиб их близкий человек.

Павел Кодочигов, командир взвода минометной батареи, в которой служил политрук Иван Маслов, писал:

«Полки 225-й дивизии были расстреляны на подходе к городу за какой-то час, если не меньше. И вот как это произошло.

Сутки первые. (…) Построились, двинулись, почему-то миновали нашу оборону! На берегу Правошни - привал, завтрак! Здесь командир чашей минометной роты старший лейтенант Григорий Мельников поставил перед нами, командирами взводов, боевую задачу. Она была настолько нелепа, что и через полвека помню каждое слово ротного, интонацию, с которой эти слова были произнесены: "Приказано придать вас стрелковым ротам. Пойдете вместе с пехотой брать Рождественское кладбище. - И после тягостной паузы добавил: - Там все и останемся...".

Привал наш почему-то затягивался. Когда же рассвело, все ахнули: до города и кладбища было километра два чистого, без единого бугорка и хотя бы какого-то кустика поля!

Нас подняли в атаку, когда из-за туч начало выглядывать бледное солнце. Сначала длинную, не очень густую извилистую цепь наступающих взяли под перекрестный огонь крупнокалиберные пулеметы от Синего моста и Кирилловского монастыря. Но это были еще цветочки. Ягодки посыпались снарядами. Подвывая и словно бы опережая друг друга, они буквально стеной поднимали землю своими разрывами.

Запаса мин взводу хватило минут на пять стрельбы. Оставив НЗ - по три мины на миномет, - увлеченные общим движением пошли вперед. До кладбища оставалось метров триста. Пехота начала залегать. (…)Тяжелый снаряд разорвался рядом с командиром роты Мирошником (или Мирошниковым) и офицером Масловым. Рота залегла. Уже лежал весь полк. Лежала дивизия.

Тут начались потери и в нашем взводе. Обычно в свежую воронку второй снаряд не попадает. В это на фронте верят свято. Но нет правил без исключения. В воронке, занятой расчетом Стрекнева, рванул еще один, легкий. Думали - каюк всем, но послышался хриплый, перепуганный голос единственного оставшегося даже не раненным пожилого солдата Перегудова: - Товарищ лейтенант, Кузьмину голову оторвало, мне на грудь бросило, и он на меня-я смо-о-трит!..

 (…) Хлопали одиночные выстрелы, рвались мины, добивая раненых. Опасаясь стрельбы снайперов на голос, те сдерживали стоны. Ничем не выдавали себя и уцелевшие, и потому казалось, что на громадном поле уже не осталось живых, оно сплошь усеяно трупами. Но вот этот бесконечно длинный мартовский день пошел на убыль, стало чуть-чуть смеркаться. Из далекого тыла поползли вытаскивать раненых санитары. В белых маскировочных халатах, вдвоем взваливали они солдат на волокуши, укрывали простынями и, откуда только силы брались, тянули к своим.

Когда темнота хорошо настоялась, пришел долгожданный приказ на отход. И казавшееся до того безжизненным поле огласилось стонами. Немцы отозвались на это сильнейшим артиллерийским и минометным огнем, однако даже это не могло заглушить стенаний и криков. Они смолкли на несколько минут, когда немцы включили мощную радиоустановку. (…) "Блоха? Ха-ха-ха-ха!" - рокотал в небе знакомый бас. После него - обстрел и снова песня. Русланова пела свои знаменитые "Валенки". За ней очередной призыв сдаваться в плен, обстрел и опять песни.

(…) Мы отходили этапами. Сначала метров на двести вытаскивали раненых, укрывали их в воронке, возвращались за минометами, потом снова грузили на волокуши и тащили дальше раненых.

Недалеко от КП батальона нас встретил старшина Гавриил Васильевич Рыбаков и рассказал, что командир роты Мельников погиб. Днем немцы начали сильный обстрел воронки, где размещался КП батальона. Мельников и начальник штаба батальона (фамилия его не запомнилась) не выдержали, решили перебежать в соседнюю воронку и попали под снаряд. (…) А всего от роты осталось только шесть человек!

Мы думали, что на этом «наступление» окончилось и оставшихся живых отведут в тыл. Но командир 2-го батальона капитан Бурлаков, погнавший утром минометчиков вперед вместе с пехотой и погубивший роту, сказал, что завтра наступление будет продолжено, и предложил занимать огневую позицию по своему усмотрению. Мы установили два оставшихся миномета a обширной воронке - старшина доставил на лошади достаточный запас мин - и стали ждать утра.

Сутки вторые. "Наступление" началось в полдень. При ясном солнышке к Новгороду, вот уж действительно на убой, погнали истребителей танков с противотанковыми ружьями на плечах. Сколько их было? Наверное, батальон, и бежали они почему-то довольно плотной толпой. Сцепив зубы, мы открыли огонь по юго-восточной окраине кладбища, но что наши осколочные мины для дотов и дзотов? Немцы расстреляли наступающих минут за пятнадцать, они не успели пробежать и пятисот метров! Убитые остались на поле, раненые, как и мы вчера, притворились мертвыми и пролежали так до темноты».

Еще один участник тех боев - командир 1-го батальона 1349-го стрелкового полка той же дивизии капитан М.И. Сукнев. Полк наступал южнее 299 полка и бойцы его батальона сумели прорваться к городскому валу с южной стороны Рождественского кладбища. Почти все они там и погибли... Из 450 человек, по воспоминаниям комбата, в строю осталось только 15.

В своих мемуарах он писал: «Я почти молил командование полка не губить не только батальон, но и весь полк, ибо от нас видны колокольни Новгорода. Это значило – противник нас просто расстреляет на этом пойменном ледяном поле! Не помогло! (…) Мы поняли, что нам из этого боя живыми не выйти! Мы обнялись. Командиры рот, наш штаб прощались друг с другом.

(…) Трасса – несколько человек падают. Но цепи смыкаются и убыстряют бег! Это надо было видеть. Это был воистину массовый героизм, невиданный мной никогда! Эти русские чудо-богатыри пошли на смерть, исполняя свой долг перед Родиной. Не за Сталина, не за партию. За свой родной дом и семейный очаг!

(…) Немцы открыли стрельбу из 500, если не более, орудий, и все снаряды осколочно-бризантные или шрапнель! … Попадались убитые наши, по двое-трое, но это были не трупы, это были бестелесные останки! Пустое обмундирование, без голов, пустые мешки с сапогами, даже без костей! Взрыв бризантного снаряда над головой – и человека нет, он уже «без вести пропавший». При взрыве такого снаряда температура достигает двух тысяч градусов, и человек испаряется мгновенно».

Потери 225-й стрелковой дивизии были огромны. Только за 20 марта в дивизии погибло 764 человека. Большинство из них осталось лежать у городского вала, рядом с Рождественским кладбищем и в водах Малого Волховца.

20 марта погиб и политрук минометной роты 299 полка Иван Маслов.

Он не был оставлен на поле боя. Его похоронили в д. Шолохово в 3-4 км. от Новгорода. После войны при укрупнении воинских захоронений прах офицера был перенесен в д. Волотово, где он и покоится сейчас. В списке погребенных его фамилия есть.

Копии архивных документов находятся в МУ РамСпас. Тел. 46-50-330 Горбачев Александр Васильевич.